Слово «рында» выглядит эвфемизмом – приличным заменителем неприличного выражения. И именно на этот эвфемистический оттенок прямо указывает контекст премьерского ответа блоггеру-дачнику: премьер говорит, что блоггер может «получить» рынду у губернатора.

То-то, сказывают, блоггер и не хочет теперь выходить на связь. Чтобы не получить рынды от губернатора.

«Рында» явно предложена как эвфемизм того слова (ну, вы поняли), которое, в свою очередь, является якобы приличным заменителем третьего слова – совсем уж матерного, бранного. Так что «рында» – это окказиональный (ситуативный, «по случаю») эвфемизм второго уровня. Вот какой у нас премьер.

При коммунистах, когда были пожарные машины и занимательная филология, вышла книга Льва Успенского «Слово о словах» (изд. «Молодая гвардия», 1957; в интернете здесь). Там даже отдельная главка так и называется: «За что бьют рынду». Успенский указывает, что выражение «рынду бей!» русские моряки переняли у английских, которые кричали «ring the bell!». То есть, строго говоря, референта (поименованной вещи, объекта или понятия) у слова «рында» в природе просто нет. Некого бить. И эта «безреферентность», в общем-то, тоже роднит «рынду» с матерными словами. Какое хорошее, сочное слово! Хотя и произошло от английской, а не от немецкой фразы, о чем Путину, видимо, не доложили.

Понятно, почему блоггер затаился. Послание Путина интерпретируют сейчас все, кому не лень, но никто так и не сказал: обещание или повеление? Рында просто обещана от царских щедрот или все же надо незамедлительно явиться (полУчите или получИте?? А никто и не знает. Это все – тайны власти.

Вообще, в путинском ответе столько потайных смыслов! Есть вроде официальное послание: мол, власть, конечно, несет ответственность за пожары, но и события неординарные. Однако прямое содержание этого послания одновременно является формой для других, вторичных смыслов. Типичная структура социального мифа в понимании Барта.

Мы узнаем, в частности, что Путин не в Сочи, а вместе с нами глотает дым. Возможно, даже отказался от воздухоочистительных систем. Нашлись интерпретаторы, которые между вот этих строк: «Если бы зарабатывали писательским трудом, могли бы жить, как и любимый писатель В.И. Ленина – А.М. Горький, – на Капри. Однако и там Вы не могли бы чувствовать себя в безопасности…» – угадывают угрозу, типа «у нас длинные руки».

Еще говорят, что Владимир Путин впервые выступил на поле общения с интернет-тусовкой. То есть на поле Дмитрия Медведева. А ведь еще полгода назад премьер заявлял, что половина размещаемых в интернете материалов – это порнография. Теперь он тоже общается с этой средой, отбив эксклюзив у кремлевской половинки тандема. Почему – тоже можно интерпретировать.

Но я считаю, что ключом к шифру является слово «рында».

Возможно, изначально вся история была затеяна для демонстрации «человеческой» реакции премьера. Это понадобилось после напряженных личных стычек с погорельцами, где народ – в основном, голосистые женщины – стоял впритык и не лебезил, а гневно требовал и даже обличал: не попавшие на ТВ кадры обошли интернет. В таком прямом общении с пострадавшими выгодных «человеческих» реакций не добудешь. Это ж почти как с вдовами моряков «Курска» – неприятные воспоминания первых лет. Сейчас вроде и идти в народ надо, и допускать выплеска неуправляемых эмоций нельзя.

И вот, озарение – отреагировать дистанционно-заочно, то есть управляемо, на какой-нибудь интернетный крик погорельческой души. Никаких рисков. Видимо, для того и была организована двухходовка: «Эхо Москвы» подбирает блоггерский пост посочней, премьер реагирует как бы на понятном для интернета языке, по-человечески, снисходя даже до «литературных» талантов блоггера. Заодно и модернизация (Путин и интернет). А тут еще такая удача: рында, откуда ни возьмись. Получилось еще и чувство юмора продемонстрировать. Хотя некоторые сочли контекст не таким уж пригодным для ёрничества, но эти «некоторые» всегда всем недовольны.

Вообще, поскольку собственно политических акций в стране не производится, то наибольшую пищу для аналитиков дают как раз акции художественные. Выезд байкеров, кормление лосят, теперь вот «отстройка» от лихих 80-х с обещанием рынды – здесь есть, что интерпретировать. Эти интерпретации и замещают политическую жизнь в единственной среде со свободными реакциями, где эта политическая жизнь была бы возможна, – в интернете.

…Отдав должное герменевтическим изысканиям в сфере путиноведения, не могу не удержаться от своей личной «рынды». Когда-то давно меня осенило, что грибоедовская фраза «И дым отечества нам сладок и приятен» связана с одним из древнейших человеческих рефлексов. В самом деле, почему дым приятен? Он ведь знак опасности. Это да, но слабый запах дыма – это первое, что ощущал охотник, подходя к родному стойбищу. Отсюда приятность ощущения, которая закрепилась чуть ли не как условный рефлекс. Много дыма – это еще животный страх пожара. Немного дыма – это уже первочеловеческое чувство близости родной стоянки. Приятность слабого дыма – доступное каждому личное, инстинктивное, но и историческое свидетельство той поры, когда человек отделился от животного мира и приручил огонь. Чувству этой приятности от вдыхания слабого дымка – не меньше ста тысяч лет. Других свидетельств такой древности о культурных переживаниях человека у нас нет.

О приятном дыме отечества говорили Гомер, Овидий, римская поговорка Dulcis fumus patriae («Сладок дым отечества»), Державин, Грибоедов, Тютчев, я вот тоже… Хотя сейчас, наверное, сложновато припомнить этот вкусный дымок. Для этого нужен свежий воздух первобытного леса.

Такое вот изыскание. И теперь по стотысячелетнему чувству приятности родного очага нанесен такой удар. Что курил автор? – спросят по традиции интернет-общения некоторые читатели. Последние несколько дней – то же, что и все: торф подмосковных сортов 70-летней выдержки.

 

05.08.10
Андрей Мирошниченко
Оригинал статьи на портале "Слон.ру"