Акакий Донка

Кто-то еще идет за вином

О Лиманчике другого года.

На озере Абрау солнце пасет стада хлорелл. Лучи выскакивают из-за туч и гоняют по воде матово-изумрудные пятна.

Где-то между Абрау и Дюрсо угромоздился над озером ресторанчик под названием “Кафе “Изумрудное””. Намазанные колером под темный кирпич колонны, всякие балюстрады и прочий сталинский ампир, а также растущие на фоне озера несколько кипарисов и сосен создают впечатление фундаментального отдыха, будто в пансионатах советского правительства. Пролегшее в мохнатых горах озеро, кажется, могло бы стать всесоюзной здравницей. Но хорошо, что не стало. Об этом говорю я, сидя на балконе ресторанчика, облагораживая дикарский отдых цивильным обедом.

Облик наш красноречиво свидетельствует, что мы спустились с гор, но официантка приветлива. В виде обыкновенной “Столичной” она приносит неожиданно водку просто отличную. Ни с чем не сравнить и ни с чем не спутать. Различима на глаз слегка маслянистая консистенция с особым параметром поверхностного натяжения, что заставляет водку пухлиться в рюмке горушкой. Восходят медленные, крохотные пузырики с благородным блеском оттенка платины. Мягкий прохладный вкус водки реабилитирует алкоголь в глазах организма.

Приятно покурить после обеда. Машина останавливается с наветренной стороны озера Абрау. Алик откупоривает местное шампанское, коллекционное. Хотя отдыхающие на износ старожилы уверяют, что от него бывает изжога. В озере хорошо купаться и брать воду для завода шампанских вин: вода мягкая. Но это не помогает парусному катамарану отойти галсами от берега, местные турхейердалы то гребут веслами, то падают за борт. Ветер постоянно прибивает их обратно к берегу. Представление с катамараном еще более оживляет пейзаж, и коллекционное шампанское уходит за милую душу.

Университетский лагерь расположился за перевалом — на другом озере, отгородившемся от моря каменной перемычкой. Целебный воздух, слегка приправленный запахом самоготовящихся в лесу обедов, на протяжении нескольких поколений противостоял здесь усердным попыткам загубить здоровье. Этот сплав здоровья и пагубности, наверное, и привлекает сюда отдыхающих, часть из которых селится по путевкам, а другая часть уходит в горы. Там они поют песни, пьют обильно вина, мешают вермишель на костре ложкой.

В этот раз я постиг, что устраивать вечеринку надо с утра. Кроны непонятных деревьев с резными листьями закрывают стоянку от солнца. Приятно выползти, раскопать заначенную от ночных проходимцев коробочку вина и распить ее неспешно. Утро еще удобно тем, что тут же можно пойти к местному мироеду-виноторговцу, обрастая по пути разного рода друзьями, интересными и наоборот. Раньше, бывало, ходили за много километров в поселок с переделанным названием — Озвереевка вместо Озереевки. Покупаемое там вино называлось по адресу производителя. Одно из названий — “Свобода, 6” — даже стало нарицательным из-за своего вкуса, судя по которому можно заподозрить, что местные жители подсыпают в вино табачку для пущей крепости.

Хорошо нести вино на гору. Земля становится ближе, видно, как стекающие по земле дожди повымывали острые бока камней, камни теперь торчат. Кому — ступеньки, кому — капканы. Их окружает белая земля тропинок, потрескавшаяся и легко выбивающаяся в пыль. Но пыли нет, потому что вокруг лес, достаточно дикий. Его засоряют неофиты, а староселы завели себе гринпис — банки и мусор складывают и уносят. Приятно быть хорошим, жаль, что не все это понимают.

Возле палатки, поставленной как можно выше, чтобы случайный гость не утомил, живет большой полоз, обостряя в девочках какое-то чувство. А на днях прилетал дятел в красной шапке, стучал головой об дерево, подбивая ритм для ноющей беспрестанно соседской скрипки, которой в Ростове, видно, негде репетировать.

Но надо и на море отметиться. Вода в море, более плотная, чем в озере, отчетливо напоминает организму первородный физиологический раствор. Хорошо водрузить свое хмельное тело на буек и увидеть, как кто-то будто срезал горы по бокам, когда вырезал яму для моря.

Вечером в лагере объявили выступление танцевального коллектива. Все знакомы с плясунами и плясуньями, хлопают сильно — по знакомству и так, от души. Параллельно составляются романтические пары и прагматические коллективы. Мироед-виноторговец распростер надо всем свои совиные крыла. Но ему прощают и даже искренне ищут с ним знакомства.

Сидят люди у костра, смотрят на свечу, вставленную в пластиковую бутылку, и говорят: ну, а что вино? ну, выпили мы вино и сидим теперь, как дураки, без вина. Может, кто-то придет из темноты, принесет еще вина, и будет новая беседа до утра. Точно так же сидят люди на соседней стоянке, гитарные умельцы перемежают хриплым вокалом остатки мыслей. Над обрывом висят по традиции четыре луны. Внизу у моря музыканты играют девушкам. Девушки в ответ танцуют путем покачивания бедрами.

Но особый смысл месту придают романтические встречи, не все из которых припомнишь. Танцовщицы с голыми животиками — особо прелестные в горах терпсихоры, загадочные близостью сильфиды, с молчаливой улыбкой смотрящие в глаза, восторженные студенточки, которые понарассказывают потом разное, экстерьерные подруги бандитов, которые зря не посмотрят, умелые во всем дикарки, понимающие многое. В этом заповеднике природы нужны особые таблички.

Совсем как в четвертом сне Веры Павловны, свежесоставленные парочки вдруг отъединяются от общего местонахождения, не очень далеко, и там с большим удовольствием разыгрывают известные сцены. Блуд не аморален. По утрам всеобщую утомленность олицетворяет пирс, упавший отмокать в море.

А утром снова выползает кто-то (легко угадать) на свет божий, выкапывает заначенную от ночных проходимцев коробочку вина, выманивает себе напарника с таким же страшным лицом, крякает по первой и говорит негромко, но убедительно:

— Солнце, вставай.

сентябрь 1995 года