 | Акакий Донка | |||
 | Я стоял на перекрестке Красноармейской и Буденновского, и перебиравшийся через рытвины “Икарус” издавал ужасное зловоние. Под воздействием этой душегубки мне в голову пришла мысль, причем сразу две, но вторую я забыл. Так вот: самый большой парадокс заключается в том, что исторически количество человеческих смертей примерно на пять миллиардов меньше, чем количество человеческих рождений, хотя шансов умереть у человека куда больше, чем шансов родиться.
Однажды я посетил котлован, водяное место отдыха, что между Западным и Каратаево; его еще простодушно называют карьером. Рядом отстойники от какого-то энергетического комплекса, наполненные жижей, не производящей круги от моего камня. Между отстойником и котлованским прудом тонкая перемычка, и если бы я был злоумышленников, то мне хватило бы гранаты. Там же находится пляж, и годами лежали люди, пили плохое пиво, не щадя живота своего. А два молодых монтажника обсуждали интимную жизнь: “Клава обгорела, придется ждать, пока облезла”. Это не опечатка, это с согласованием времен конфуз вышел.
Когда я поднялся над всем этим на пригорок, то вспомнилось из раннего:
Далеко, далеко в урочище змей
Испуганный бродит Кащей.
Я нацепил очки, ища его, но увидел только, как дети капитана Флинта обносят горемычные сады, которые умудряются расти под сенью двух кирпичных труб — длинной и приземистой, — и этим экологическим символом открывается Ростов Западу, напоминая издалека геополитический крематорий.
По центральной улице ходит мужчина с лицом депутата, да таким, что галстука едва хватает обмотаться вокруг его шеи. Это он изранил город водоканальями, от которых одна только польза — гостеприимно открытые люки заставляют жить внимательнее. Да есть надежда, что провалится в них когда-нибудь этот варварский “Икарус”. В целом же спокойствие не может быть вызвано доверием к миру.
Да и сам человек человека как люпус ест. Молодая женщина курит на лавочке сигарету, претенциозно окрашенную в коричневый цвет. Я робко дарю ей уворованную с клумбы ромашку, надеясь на гадание для развития знакомства, а она говорит мне, что любит за деньги. Как же так?
Недостаток природного остроумия становится основным качеством моей натуры, и я утешаюсь философией, благодарю Боэция и печалюсь о современниках. Все мы, конечно, здесь бражники, а некоторые — так вообще блудницы. Снежные королевы — чужой удел, наши пигмалионы лепят снежных баб, а предки рубили баб каменных, оттуда все и пошло. Искусство подражает черт знает чему да еще и принадлежит народу.
Повсюду высокотехнологичные куриные окорочка, долетевшие-таки до союзконтракта. Сделаны они из того же каучука, что и презервативы, только электроникой не проверены. Кошка доверяет мне настолько, что позволяет себя пылесосить, но вискас есть отказалась — она не знает, что туда положили. Да я сердобольно и не настаивал, нешто без того с голоду помрем. А вот телевизорных кошек жалко, их, наверное, накачали наркотиками или запугали.
Голубоглазые глупы. И только иногда крадусь я проулками, пугаясь антиугонных сигнализаций, и желанно ищу людей задумчивых, которые знают, что в любой технологической среде есть небо или хотя бы какой-нибудь паучок, которого надо успеть понять, пока он не помер. У меня был всего один шанс родиться, и каким-то чудом я его использовал.
июль 1994 года
| |||
|
