Каждое утро город исторгает из себя порцию сурово экипированных мужчин, вооруженных рыбацкими снастями. Для некоторых рыбалка промысел — рыбу они потом жарят или продают. Другие влекомы древним охотничьим инстинктом. Вряд ли они знают, зачем ходят на рыбалку. Я тоже не знаю.
В темноте топают сапоги и слышны глухие разговоры, мерцают огоньки сигарет. Через Аксайку переправляет паромщик. В голове напевается: “Надежду дарит на заре седой паромщик”. Паромщик не только седой, но и с утра пьяный. А может — с вечера. На его животе под телогрейкой выбилась из засаленных штанов рубашка. Сдаем по червонцу и грузимся на паром. На воде свежо, небо развидняется.
Приближается противоположный понтон, самые нетерпеливые уже на изготовке. За метр до понтона они прыгают и бегут налево. В ту сторону километра два до “места”, можно и пробежаться. Вдогонку раздается свист и похабные обещания тому, кто добежит первый.
Основная масса идет прямо, на Камплицу. Идти километров девять. Часть пути — по залитому лугу. Недавно Цимла сбрасывала лишнюю воду, да еще была низовка: вместе с водой вышла на луг рыба и играет под ногами. Какие-то несерьезные подростки, завидев рыбу, достают подсак.
Рассекаем с приятелем забродами (сапоги такие) воду. За спиной высится край тектонического блина, на котором лежит Европа. Привычно живем мы на стыке частей света, но каждый раз благодарю судьбу за возможность наблюдать устройство планеты. На востоке разлеглась пурпурная эта, как ее... — Эос. Сегодня она слишком пурпурная, будет ветрено. В небе верещат всякие жаворонки.
Мы идем впереди всех. “Гля, кабаны”, — говорит товарищ. Я нацепляю очки. Метров четыреста впереди дорогу пересекают лось и две самочки. Рыбаки сзади кричат, размахивают руками и дают лосю советы.
Я вырос в городе, не всякую птицу узнаю, половина следов мне неведома. Но ориентируюсь в степи. Надо знать одно правило: в низовьях каждый мост через ерик, каждый поворот или перекресток отмечены деревом. Так — между Усть-Койсугом и Батайском, так — между Мертвым Донцом и Доном. Кто насажал эти неказистые карагачи, мне неизвестно, но ему спасибо. Эти живые отметины степного пути находятся на расстоянии видимости друг от друга. Год назад на этой дороге кто-то вкопал ржавую железяку, означающую, как я полагаю, половину пути между паромом и Камплицой. В этом году железяки нет. Деревья долговечнее железяк, хотя последних в степи больше.
Километра за два до Камплицы сворачиваем к Дону. Толпа пойдет дальше, там лучше ловится, но слишком тесно. Разматываемся. На крючки я насаживаю чернохвостика вперемежку с красным червем — называется “бутерброд”. По погоде — в самый раз. Я спиннинги забрасываю быстрее, чем товарищ закидушки. Он выпускает леску с грузилом и крючками, раскручивает ее над головой, как вертолет лопасти. В такую минуту лучше лечь и накрыть голову руками.
Грузила с якорями, но течение все равно тащит. От этого колокольчики опадают. У нас достает опыта, чтобы отличить их колебания от поклевки.
Если сверху идет груженная самоходка, полуметровая волна разгоняется перпендикулярно течению и выкладывает леску вдоль берега. Приходится перебрасывать. Спасает ветер: рябь гасит волну. Всякие механизмы по Дону плавают часто.
Допиваем бутылку, закуриваю. Знакомы с товарищем мы давно и общаемся междометиями, что обеспечивает естественный звуковой фон природы. Метрах в пятидесяти возле камыша мужик ловит с лодки. Дела у него не идут. Он подгребает к нам и после традиционных расспросов предлагает бартер. Меняем двух лещей на бутылку вина. У нас на двоих остается семь лещей, рыбец и три таранки. Теплый лещ еще не пошел, так что нормально.
Обратно идти тяжело, хочется думать, что от рыбы. Паром малыми порциями не возит, пьяный Харон с незаправленной рубашкой переправляет утомленных рыбаков на лодке. Электричка, как всегда, опаздывает. На станции Аксай рядом есть пивной подвальчик, идем туда. Стены обиты деревом и залиты пивом. Хэмингуевские персонажи пьют пиво, нещадно, но уместно матерятся, отмеряют на правой руке размеры улова. Мы тоже выглядим как настоящие хэмингуевцы: сапоги, грязная всепогодная одежда. Заскорузлыми руками передаем друг другу термос с пивом. В прищуренных, воспаленных от солнца и ветра глазах изображены усталость и понимание, в зубах лениво дымится сигарета.
май 1993 года